Damon Salvatore
Деймон Сальваторе
18 июня 1839 г. › вечно 25 / хронологически — лучше не уточнять, это неприлично 170
Вампир › Условно — своя.
Где-то между Мистик-Фоллс и Новым Орлеаном. Если точнее, я арендую шикарный лофт в старом порту Нового Орлеана. Высокие потолки, кирпичные стены, вид на вечно мутную Миссисипи и полный бар. Идеальное место, чтобы наблюдать, как кипит этот проклятый и такой притягательный город. Иногда заглядываю в уцелевшие бары Мистик-Фоллс — поностальгировать по временам, когда хаос был хоть и кровавым, но более... локальным. › обеспечиваю саркастичный саундтрек ко всему этому безумию; кто-то же должен это делать с изяществом и старомодным шармом.

Ian Somerhalder

story of my life
в попытках начать новую жизнь

›  обо мне:

ссылка на канонов;
ссылка на википедию;

Старший брат всегда за младшим [или наоборот], верно? После разрушения Мистик Фоллс, у Деймона появился шанс начать жизнь заново, но почему-то его тоже, как и брата, тянет в Новый Орлеан. Почему?

Твой вопрос в тему. Старший брат всегда за младшим, верно? Даже если этот младший — занудный врач с вечным комплексом спасителя, который в сотый раз полез в очередную мясорубку. Стефан рвется в Новый Орлеан. Говорит, «чувствует ответственность», «надо просить помощи у всяких первородных, как будто сами не справимся». Бла-бла-бла. Да сколько можно то... На самом деле, он просто не может жить без чувства вины, ему с ней комфортнее, чем в обнимку с мягкой подушкой.

А я? А я, возможно, тоже чувствую ответственность. Только не за мир, а за него. Кто будет его вечно страдающий зад прикрывать, когда он начнет «спасать» очередную плачущую ведьму или оборотня? Кто будет отвешивать саркастичные комментарии, пока он произносит пафосные речи? Кто будет тянуть его в бар, когда все станет совсем мрачно?

Плюс, Новый Орлеан... Говорят, там отличные коктейли. И призраки. И вампиры в костюмах. И какая-то эпичная драма с Королевой Ада, Жнецами и прочей нечистью, которая делает нашу со Стефаном историю похожей на сказку для едва родившихся малышей. Скучно не будет. А мне, признаться, смертельно (ха-ха) надоела скука.

И да, может быть, совсем чуть-чуть, потому что в воздухе витает запах большой, адской игры. А я обожаю игры. Особенно когда можно кого-нибудь переиграть, обвести вокруг пальца и красиво уйти, поправляя пиджак. Посмотрим, кто круче: эти древние Жнецы или я, Деймон Сальваторе, с моим вековым опытом по созданию проблем и их «элегантному» решению.

Так что ловите меня, если сможете. Я уже в пути. С бокалом в руке и братом на хвосте. Будет весело. Ну, или кроваво. Но в моем случае это синонимы.

Из какой-то там вырванной страницы личного дневника.

КТО МНЕ ДОВЕРЯЕТ (И КОМУ Я «ДОВЕРЯЮ»):

· Стефан: мой брат. Моя вечная головная боль. Моя путеводная звезда к неприятностям. Без него до омерзительного скучно.
· Елена: где-то там, в своем счастливом человеческом мире. Мы... отпустили друг друга. По-взрослому. Это больно. Поэтому об этом я не говорю. Вообще.
· Бонни Беннетт: колдунья и, на удивление, один из немногих людей, кто выносит мое общество без желания меня прикончить. Уважаю. Страшно.
· Алaррррик Зальцман: он в моём сердце навсегда. Даже если скопытился раньше, чем мы в очередной раз бы с ним напились до отключки.

Все рухнуло. В прямом смысле. Мистик-Фоллс теперь больше похож на парк аттракционов «Апокалипсис». И знаешь что? Это даже в каком-то смысле освобождает. Когда твой дом — дыра в земле, держать тебя уже особо нечего. Можно начать с чистого листа. Вернее, с чистого его листа.

Готовы к моей игре?

my resources:
у нас проблема. И когда я говорю проблема, я подразумеваю глобальный кризис
›  связь с вами:

Скрытый текст:

Для просмотра скрытого текста - войдите или зарегистрируйтесь.

›  какие изменения вы хотите внести в сюжетную линию персонажа (для канонов): моё хэдовое изменение, которого придерживаться планирую по игре здесь: Елена и Деймон расстались. Не из-за ссоры или измены, а из-за фундаментально разного пути. Елена, всегда хотела своей реализации и иной ветки существования — семья, дети, старость, вероятно, то самое долго да счастливо. Деймон, даже желая этого умом, оказался неспособен к этому экзистенциально. Вечность изменила его слишком глубоко. Он — существо драмы, действия, острой игры, блуждания по лезвию. Их любовь была настоящей, но она исчерпала себя, выполнив свою функцию — вытащив обоих из тьмы и дав им шанс. Они расстались по-взрослому, с болью, но без ненависти. Это объясняет его "свободный" статус, внутреннюю пустоту и отсутствие "якоря" в Мистик-Фоллс. Это также делает его мотивацию "идти за Стефаном" чище и сильнее — брат теперь его единственная настоящая, неразрывная связь. Деймон не будет активным "искателем" частей души ради высоких целей. Его роль — тактический хаос-агент и непредсказуемый игрок. Он может украсть артефакт просто потому, что почувствовал в нём силу (или потому, что это помешает планам Триады). Он может временно объединиться с ведьмами Французского квартала, чтобы получить информацию, а затем слить её Жнецам, чтобы стравить их между собой. Его конечная цель в этой истории — не спасти мир и не погубить его, а обеспечить себе и Стефану максимально безопасную и интересную позицию в новом раскладе сил. Он может стать тем самым "диким элементом", который срывает тщательно выстроенные планы всех сторон, просто потому, что его логика непредсказуема и исходит из личных, а не глобальных соображений. После расставания и разрушения МФ Деймон вновь сближается со своей вампирской сущностью, но не в жестоком, а в уже каком-то более философском и практическом ключе. Он больше не борется с ней и не балуется ею — он принимает её как свой основной инструмент, язык и способ восприятия мира. Это делает его более расчётливым, холодным и эффективным, но не обязательно более жестоким. Его юмор становится ещё более чёрным и отстранённым. Он как старый, заправский солдат, который наконец-то признал, что война — его естественное состояние, и перестал из-за этого комплексовать.
›  что делать, если вы уйдете с проекта (неканоны): выход должен быть соответствующим персонажу — с долей стиля, цинизма и неочевидности. И, по возможности, давать новый импульс для развития историй оставшихся персонажей (особенно Стефана). Выбор — за сюжетом и мастером.

ПРОБНЫЙ ПОСТ:

Крики камней.
Мистик-Фоллс не издавал звука, когда умирал. Он затихал.

Сначала это было похоже на шум в ушах после слишком громкого выстрела — густая, давящая тишина, в которой проваливались обрывки криков, скрежета и той оглушительной какофонии, что сопровождала битву с Кадом. Звук будто вывернули наизнанку, и Деймон стоял посреди руин таунсквера, чувствуя, как эта тишина оседает на плечи тяжелее каменной пыли.

Он смотрел.

Ратуша, где брюнет когда-то насмехался над городским советом, лежала грудкой битого кирпича и искореженных стропил. Из-под обломков торчал знакомый флюгер в виде вампира — глупая туристическая шутка, теперь ставшая мрачным памятником самому себе. «Граф Дракула завтракает бесплатно», — мысленно прочел он давно стершуюся надпись, и что-то едко сжалось под ребрами. Не боль. Скорее, призрак иронии, умирающий от несоответствия.

Час назад здесь еще был ад. Буквальный. Адское пламя, вопли, магия Бонни, рвущая реальность швами, отчаянные крики Стефана... Он помнил, как схватил брата за рукав, оттаскивая от падающей балки, как их взгляды на секунду встретились — в них не было ни обвинения, ни прощения, только животная, простая решимость: живи, сволочь, живи. Потом ослепительная вспышка, ударная волна, сбившая с ног даже его, древнего вампира... и тишина.

И вот теперь — это.

Он сделал шаг. Под ботинком хрустнуло стекло витрины «Mystic Grill». Его стойка, его привычное место у окна, где он столько лет наблюдал за человеческой комедией, превратилась в груду щепок и осколков. Он наклонился, подобрал обломок толстого дна бокала. Вращал его в пальцах, ловя тусклый отсвет закатного солнца, пробивавшегося сквозь облака пыли. Здесь он пил свой первый виски после пробуждения в новом времени. Здесь дразнил Елену. Здесь просто убивал время, наблюдая, как Стефан пытается быть хорошим.

«Начинай с чистого листа», — шепнула какая-то внутренняя, циничная часть его сознания. Он оглядел горизонт. Лист был не просто чист. Он был испепелен, разорван, перепахан. Чище некуда.

Что он чувствовал? Не пафосную скорбь. Не ярость. Это было что-то более странное и куда более пугающее — безразличие. Острая, лезвийная отстраненность. Дом? Какого черта этот город был для него домом? Тюрьмой — да. Ареной для вековой семейной драмы — безусловно. Полем битвы — еще бы. Но домом? Дома были люди. Люди уходили. Менялись. Умирали. Уезжали. Елена... Мысль о ней вызвала не волну боли, а долгую, усталую пустоту. Они отпустили друг друга еще до того, как рухнули эти стены. Их история закончилась тихо, среди целых комнат и неразбитых улиц. Это был правильный конец. А то, что он видел сейчас, было просто громкой, грубой точкой в конце давно написанного предложения.

С глухим стуком он уронил осколок. Звук был неприлично громким в этой тишине.

Внезапно его взгляд упал на кусок черепицы с фамильного особняка Сальваторе. Не их особняка, а старого, того самого, где началась вся эта история. Он лежал на мостовой, как надгробная плита. И вот тогда, глядя на этот керамический фрагмент прошлого, Деймона накрыло.

Это не было прозрением. Это было освобождением.

Весь груз этой проклятой земли, вековые тайны, спрятанные под каждым булыжником, призраки его собственных поступков, которые махали ему из каждого темного окна, — все это вдруг стало невесомым. Потому что не стало самих окон. Не стало булыжников. Не стало свидетелей. Мистик-Фоллс, этот вечный, назойливый, морализаторский судья, просто... отключился. Перестал транслировать свой сигнал. Остался только белый шум разрушения.

Ирония била, как морозный воздух после склепа. Он, Деймон Сальваторе, столько лет пытавшийся сбежать, сжечь, взорвать это место изнутри, наконец получил свое желание. Исполненное чужими руками, в масштабах, превосходящих его самые безумные фантазии. Подарок от самого дьявола. С горькой, пыльной приправой.

Он усмехнулся. Тихий, беззвучный смех потряс его плечи. Вот оно. Конец эпохи. Его личный Апокалипсис был не про огонь и серу, а про... недвижимость. И ее полное отсутствие.

Он повернулся спиной к руинам таунсквера и пошел. Не потому, что ему было куда идти. А потому, что стоять было уже не перед чем. Шаги по щебню отдавались в тишине, и этот звук был единственным, что подтверждало реальность происходящего. Он шел по знакомым улицам, которые перестали быть улицами, и чувствовал, как вместе с пылью с него осыпается что-то старое, въевшееся в саму суть — вечная роль злодея в провинциальной пьесе, вечный грешник в городском мифе. Миф кончился. Остался только он. Бессмертный. Свободный. Пустой.
И в этой новой, неудобной пустоте зазвучал один-единственный, тихий, навязчивый сигнал. Почти инстинкт. Где-то там, на краю восприятия, его внутренний компас, веками настроенный на одного человека, дрогнул и указал на юг. Стефан.

Стефан, который, конечно же, не будет сидеть и смаковать освобождение. Стефан, который увидит в этих руинах не конец, а новую повинность. Который почувствует зов очередного долга, унюхает новый источник страданий, куда можно ринуться с его идиотским, прекрасным, неистребимым желанием всё исправить.

«Старший брат всегда за младшим, верно?»

Мысль пронеслась не словами, а холодной, кристальной ясностью. Это не было благородством. Это была привычка. Старая, отточенная веками игра: Стефан лезет в петлю, Деймон дергает за веревку. Стефан видит свет в конце туннеля, Деймон знает, что это за поезд. И эта игра — единственная карта, оставшаяся в его колоде. Единственная структура в новом, бесструктурном мире. Единственный «дом», который не мог рухнуть, потому что был не из камня, а из вечного, раздражающего, кровного долга.

Он дошел до окраины, где разрушение сменялось лишь треснувшими фасадами, и остановился. Вытащил из внутреннего кармана пиджака плоскую серебряную фляжку. Пригубил. Виски обжег горло знакомым, предсказуемым жаром. Вкус был единственной вещью, которая не изменилась.

Новый Орлеан. Стефан рвался туда. Говорил что-то про «хаос», «ответственность», «надо помочь». Конечно, надо. Куда же без его помощи.

Деймон бросил последний взгляд на то, что когда-то было силуэтом его личного ада на фоне холмов. Больше не его. Больше ничей.

Он повернулся и сделал шаг на юг. В сторону нового хаоса. В сторону брата. В сторону единственного, что имело смысл в этом бессмысленно очищенном мире.

Впереди была игра. Новая, большего масштаба, с новыми демонами у доски. И у него внезапно появилось желание в нее сыграть. Не ради спасения мира. А просто чтобы посмотреть, какие фигуры упадут первыми, когда он, наконец, коснется доски.

Конец Мистик-Фоллса был не трагедией. Это было приглашение.

И Деймон Сальваторе никогда не отказывался от интересных приглашений. Особенно если они вели в самое сердце очередной грядущей бури. Туда, где он чувствовал себя как дома.